Интересно, что вся дискуссия вокруг гостайн и неразглашения. Формально требование "спросить разрешения на публикацию" весьма распространенное явление в мире. Связано прежде всего с авторскими правами. В СССР экспертные заключения наали херить, когда платить перестали (в академии). Народ добывал деньги где умел, и перед институтом отчитывался только отмусоливая 10% на общие расходы. Но ежели ученому кто-то платит всерьез, то этот кто-то имеет право интересоваться что ученый выносит на публику. Кстати, в СССР экспертиза тоже подписывалась не только первым отделом, но и патентным, а главное - завлабом, если мне память не изменяет. Завлабовская подпись была единственной серьезной - остальные (и первый отдел)на него полагались. Страшно сказать, в начале 90-х, когда народ ломанул из института, на меня свалилась должность "ответственного по лаборатории за подписание актов экспертизы по секретности". Меня на скорую руку инструктировали в первом отделе: "все ваши научные изыски никого не волнуют, главное - не должно быть написано, кто, где и сколько чего производит...". Потом формы допуска как-то анулировались с развалом Союза и первый отдел пытался заманивать - "вот сейчас начнется серьезное финансирование, тем, кто без допусков - не дадут!" Это в 90-х! (Карл). Но ежели нынче платят, то могут и требования выкатывать. Конечно, душевный интерес окрепшего первого отдела (как оно там нынче я не в курсе) сильно затруднит международное сотрудничество. Ну так эта история со слоном в посудной лавке иного конца, кроме печального, иметь не может.
no subject
Формально требование "спросить разрешения на публикацию" весьма распространенное явление в мире. Связано прежде всего с авторскими правами. В СССР экспертные заключения наали херить, когда платить перестали (в академии). Народ добывал деньги где умел, и перед институтом отчитывался только отмусоливая 10% на общие расходы. Но ежели ученому кто-то платит всерьез, то этот кто-то имеет право интересоваться что ученый выносит на публику.
Кстати, в СССР экспертиза тоже подписывалась не только первым отделом, но и патентным, а главное - завлабом, если мне память не изменяет. Завлабовская подпись была единственной серьезной - остальные (и первый отдел)на него полагались. Страшно сказать, в начале 90-х, когда народ ломанул из института, на меня свалилась должность "ответственного по лаборатории за подписание актов экспертизы по секретности". Меня на скорую руку инструктировали в первом отделе: "все ваши научные изыски никого не волнуют, главное - не должно быть написано, кто, где и сколько чего производит...". Потом формы допуска как-то анулировались с развалом Союза и первый отдел пытался заманивать - "вот сейчас начнется серьезное финансирование, тем, кто без допусков - не дадут!" Это в 90-х! (Карл).
Но ежели нынче платят, то могут и требования выкатывать. Конечно, душевный интерес окрепшего первого отдела (как оно там нынче я не в курсе) сильно затруднит международное сотрудничество. Ну так эта история со слоном в посудной лавке иного конца, кроме печального, иметь не может.